Художница Ольга Дмитриева хорошо известна в Калининграде и за его пределами — она автор серии книжек про историю Калининграда, Кёнигсберга, комиксов про философа Иммануила Канта, писателя Эрнста Теодора Амадея Гофмана. Её работы можно увидеть в Музее изобразительных искусств, а в середине июня в музее состоялась презентация её нового графического романа «Кант. Жизнь и суждения». «Новый Калининград» поговорил с Ольгой о том, почему она решила изобразить биографию великого философа в виде комиксов, о новых книгах про поселок Заливино и Куршский залив, а также о судьбе художника и многом другом.
— Ольга, не так давно в калининградском Музее изобразительных искусств состоялась презентация графического романа про жизнь и суждения философа Иммануила Канта, который вышел к 300-летию философа. Это не первая ваша графическая история, за последние годы было много разных изданий про Калининград, Кёнигсберг, великих людей, которые тут жили в разные времена. С чего всё началось?
— Десять лет назад была самая первая книжка — тоже комикс про Канта. Черно-белый, всего 20 страниц… Буквально через месяц после того, как он вышел в свет, поступило предложение от Историко-художественного музея сделать подобный комикс про Гофмана, поэтому я села изучать биографию Гофмана. Все права на комикс про Гофмана тогда отдала музею, они издали книжку за свой счёт. Но поскольку я уже была хорошо знакома с биографией, решила самостоятельно сделать какой-то сюжет, но с другим героем. И тогда появился комикс «Биография Гофмана, рассказанная его котом».
После этого и началось. Например, случайно прочитала рецепты — только-только начал появляться популярный рецепт клопсов, — и решила, что хорошо бы сделать книжку «Кулинарные легенды Восточной Пруссии». Я была подписана на одну немецкоязычную группу уроженцев Кёнигсберга. И меня умиляло, когда там выкладывали рецепты: «Вот моя тётя из Кёнигсберга делала вот такие-то вещи, вот такой рецепт». Я читала, переводила и в итоге сделала книжку рисованных рецептов «Кулинарные легенды Восточной Пруссии». За 10 лет, что я издаю книги, она стала настоящим бестселлером. Рецепты в ней достаточно простые. Люди удивляются, что, например, привычная нам селёдка под шубой — это тоже, оказывается, рецепт восточно-прусской кухни.
— Сколько всего книг вышло за 10 лет?
— Двенадцать. Например, есть маленькая книжечка «Азбука города К». На каждую букву в азбуке я делала рисунок и выкладывала в соцсети, чтобы читатели сами выбрали рисунок. Когда работала над книгой, стало известно, что Дом Советов собираются разрушить. Сделала тогда два рисунка на букву «Д» — «Дом Советов» и «башня Дона», выложила в соцсети. Процентов 80 проголосовавших выбрали «Дом Советов», потому что стало понятно, что мы его больше не увидим, наши внуки — тем более. Думаю, что следующее издание азбуки будет уже большого формата, размером с открытку, а не такой вот маленькой карманной книжечкой.
Все свои книжки я издаю сама, без заказа. Единственная книжка — «Витязь от А до Я» — это был заказ Музея Мирового океана.
— Возвращаясь к событию, которое произошло в Музее изобразительных искусств — презентации графического романа. Почему пришла мысль создать целый роман?
— Первое 20-страничное издание десять лет назад разлетелось моментально. Оказалось, что людям интересно читать про жизнь Канта. Второе издание было уже 28 страниц, потом 32 страницы. Это все были черно-белые комиксы, графические новеллы небольшого объема. Здесь же я решила замахнуться на графический роман, поскольку приближался 300-летний юбилей Канта. Поэтому в прошлом году, в августе, приступила к работе.
— Почему, кстати, вы делаете именно графические романы — комиксы?
— Я считаю, что комикс как жанр более понятен людям, и в принципе в жанре комикса можно сложные вещи объяснить не только простым вербальным языком, но и визуальным.. Это, конечно, достаточно сложная задача, — изложить философские идеи Канта, на одной странице рассказать про какую-то его работу, так, чтобы это стало понятно. Но мне удалось сформулировать, допустим, его диссертацию.
— А это не приводит к упрощенному подходу к работам философов?
— Кто будет заинтересован, тот ознакомится и с работами полностью. Кстати, когда я начала его читать 10 лет назад, поняла: какой ужас, я каждую фразу осваиваю по полчаса! То есть я все буквы знаю, по-русски умею читать, но понять смысл тех абстрактных понятий, которыми оперирует Кант, мне как человеку, который мыслит визуальными образами, было достаточно сложно. Но в итоге я прочитала его работы, прочитала пять биографий Канта. Из них, как сами кантоведы считают, самая авторитетная, — это биография работы Манфреда Кюна о Канте. Она на русском языке вышла, наиболее полная. Вот я специально её заказала, чтобы прочитать..
Кроме того, читала книгу Арсения Гулыги — она вышла еще в 1977-м году в серии «Жизнь замечательный людей». Прочитала массу критических статей, где более понятным языком объясняются или какие-то моменты из его работ, или факты его биографии, в том числе несколько статей профессора Алексея Круглова. Мы с ним даже встречались здесь на Кантовском конгрессе, и я пожала ему руку, благодарила за его работу, потому что у него очень чёткий, ясный язык, вообще большое наслаждение получила, читая.
В целом же меня при создании этой книжки консультировала Нина Дмитриева, моя однофамилица, мы потом выяснили, что наши крестьянские предки из соседних губерний (Нина Дмитриева — доктор философских наук, научный руководитель «Академии Кантиана» БФУ им. И. Канта, профессор кафедры философии института социально-гуманитарного образования МПГУ, иностранный член-корреспондент Австрийской академии наук, главный редактор журнала «Кантовский сборник» — прим. «Нового Калининграда»). Кстати, она была идейным вдохновителем «Кантовского конгресса». Если бы не она, то, конечно… Просто неоценимую помощь она оказала, потому что некоторые формулировки, которые сначала я рисовала, она проверяла, обращалась к первоисточнику, переводила, присылала мне перевод. В качестве редактора объясняла, почему именно так, а не иначе будет лучше сказать, точнее. Я, конечно, очень ей благодарна за эту помощь, потому что без неё точно этот роман в таком объёме не состоялся бы.
— Эта книга для младшего, среднего возраста? Или для взрослых людей?
— Я бы всё-таки сказала, что она для всех, потому что взрослые читают её тоже с большим удовольствием. На лекции в Музее изобразительных искусств, кстати, были взрослые люди, которые потом подходили ко мне и говорили, что наконец-то что-то стало им понятно о Канте. И еще меня поражает, как теперь внезапно слава настигает. Буквально на днях в 12 часов ночи иду с друзьями по проспекту Мира, навстречу едет парень на велосипеде, и вдруг он около меня останавливается, совершенно мне незнакомый человек, и говорит: «Здравствуйте, Ольга, спасибо вам за книгу про Канта».
— Но, может быть, теперь именно благодаря вашим работам в городе и области будет больше людей, которые получше узнали про Канта…
— Эту цель я и ставила в начале… Ведь что двигало мной при создании биографии Канта? Я подумала, может, мне удастся понять, как простой человек, сын шорника, сумел достичь таких вершин и известности, философской мысли, что его идеи не устаревают до сих пор, два века спустя.
Для меня это было удивительно, потому что, зная временной контекст, понимаешь, что в 18 веке было сложно вырваться из класса ремесленников, попасть в класс более образованных людей. Это просто фантастическая удача была, и, конечно, весь квартал гордился тем, что сын шорника Канта поступил в университет.
— Мы тоже готовились к 300-летию философа, брали интервью у профессора Вадима Чалого, следили за докладами Кантовского конгресса, и стало понятно: многие вещи, которые сейчас для нас обыденные, оказывается, были открыты только тогда.
— Я тоже много читала про жизнь в 18 веке, в том числе и в Кёнигсберге. И меня поразило, например, рассуждение Канта о том, что мир непостижим. Я представляю, какое это было открытие для его современников — одна из его работ была «О форме и принципах чувственного и умопостигаемого мира».
Надо сказать, что он писал на латыни, и зачастую переводчики иногда переводят по-разному. Например, с латыни вместо «умопостигаемый» мне попалось в десяти переводах слово «интеллигибельный». И здесь меня поразило, что, действительно, каждый из нас воспринимает мир только с помощью чувств, индивидуально, поэтому представление об окружающем мире у нас не совпадает. Получается, что реальный мир, который существует за пределами нашего восприятия, он для нас непостижим. И Кант говорит, что единственное — у нас есть возможность постичь этот мир с помощью науки. И то мы до конца постичь закономерности этого окружающего нас физического мира не можем.
Мы единственное, что выявляем — какие-то закономерности и как они сосуществуют друг с другом.. То есть почему появляется Луна, почему она появляется на одной стороне, а потом форму меняет. Это мы с помощью науки вычисляем. И вот это реальная картина мира. Но она всё равно не до конца до сих пор раскрыта, потому что всё равно учёные делают открытия каждый день.
И вот эта непостижимость мира меня, честно говоря, поразила, я никогда просто раньше и не задумывалась, что тот мир, который нас окружает, мы так до конца никогда и не поймем.
— В Музее изобразительных искусств есть очень любопытная экспозиция, посвященная городу Гофмана (12+) (автор знаменитого «Щелкунчика» Эрнст Теодор Амадей Гофман родился в Кёнигсберге, окончил университет «Альбертина»). На выставке также представлены ваши рисунки. Что это за работы?
— После того, как был издан первый черно-белый комикс про Канта, «Биография Гофмана, рассказанная его котом», в Музее решии заказать мне цветные работы и более подробную биографию. Я сделала 15 листов, работала три месяца над ними, прямо по шесть часов каждый день. Надо сказать, что дедлайн и деньги — это самый такой двигатель творчества для художника. Особенно дедлайн, боже мой… И я составила синопсис биографии Гофмана, выполнила работу для музея. Потом уже приступила к более подробной биографии, цветными карандашами делала большие листы. Но с тех пор прошла уже пара лет, я все надеюсь, что продолжу, но чувствую что мне нужен какой-то надзор… Может быть, дедлайн. Или вот как у Дали была жена Гала, которая его запирала и не открывала дверь, пока он картину не дорисует.
Гофман был новой темой, и мне было интересно. Хотя признаюсь честно, мне не нравились его произведения. Но мое мнение изменилось, когда я изучила его биографию, а сейчас вообще прониклась к нему сочувствием. Ведь человеку, чтобы воплотить ту массу творческих замыслов, что у него были в голове, сначала приходилось отработать в суде чиновником. И только потом вечером, когда он приходил домой, у него оставалось немного времени на творчество. Он был судейским чиновником и в письмах друзьям жаловался: «Боже мой, мне приходится разбирать дела о краже кур». Крестьяне жаловались друг на друга, он разбирал какие-то мелкие деревенские ссоры, потраву посевов… И мне стало понятно, почему у него многие вещи не слишком лицеприятны. Это была профессиональная деформация скорее. Стало понятнее, почему он создавал эти вещи, некоторые из которых нам кажутся ужастиками. Один «Песочный человек» — это нечто!
И с «Золотым горшком» интересно, кстати. Жалею, что не знаю немецкий так, чтобы читать Гофмана в оригинале. Ведь как-то мне попался литературоведческий разбор, в котором предполагалось, что во времена Гофмана золотым горшком называли ночную вазу. Если это действительно так, то для его современников это звучало как сарказм, ирония, и смысл произведения совсем другой.
— Про новые ваши книжки хотелось бы поподробнее узнать. Одна называется «Заливино: маленький край с большой историей». Почему вдруг Заливино, Полесский район?
— Да, это совершенно уникальная история. Три года назад мы компанией приехали в поселок Заливино и обнаружили, что там есть маленький музейчик под названием «Дом рыбака». Познакомились с организаторами — это Елена Иванова, Мария Волкова и Валентина Басова. Так радушно нас приняли, мы с ними подружились, а потом в прошлом году они выиграли грант Фонда президентских грантов, и там у них было как раз про издание книжки про Заливино.
Материалы у них были, они меня консультировали, плюс консультировали опосредованно еще немцы, бывшие жители этого поселка Риндерорт. Массу материалов по моему запросу присылали, я переводила с немецкого. Ещё общалась с жителями посёлка, бывшими рыбаками, которые очень интересные подробности рассказывали: на каких судах ходили, есть ли прообраз у памятника, который там стоит — рыбак у колхоза «Доброволец». Они рассказывали, какой это был колхоз-миллионер. И вот у меня есть рисунок, где рыбаки колхоза пользовались таким приспособлением под названием «китало».
Я погуглила, но в интернете рисунка такого не было. Обратилась к Марии Волковой, она нашла рыбака, который нарисовал мне китало. Боже, у него какие-то просто таланты к рисованию. Он весь вечер сидел подробно вырисовывал, как они ловили. Но сейчас уже им не пользуются, потому что это при путине, когда рыба идёт, вот тогда пользовались. Сейчас намного меньше рыбы в заливе стало, и меньше они ловят. Колхоз ещё существует, но он уже, увы, не тот, что был раньше.
И вот в итоге мы выпустили книжку. Надо сказать, что на презентацию книжки в этот маленький музейчик пришло половина поселка, все даже не поместились… Ещё интересная история с этим изданием была связана. Вдруг мне позвонили из издательства «Живём» и говорят: «Слушайте, с вами один человек хочет познакомиться, он к нам приходил. Сказал, что видел вашу книжку про Заливино и хочет с вами поговорить». Дали мне его телефон, и оказалось, что про книгу он прочитал на каком-то новостном сайте. Живёт он в хрущевке во дворе гостиницы «Калининград», ходит в «Плазу» через дорогу. Увидел там книжный магазин издательства «Живём» и посчитал, что в издательстве точно должны знать художника, который такие книжки делает. Они разыскали меня, звонили специально в издательство «Калининградская книга» ради этого.
Оказалось, что это Валентин Павлович Рудаков, он устроился работать в колхоз «Доброволец» в 1966 году. В 1969 стал капитаном и ходил на СРТ от колхоза в Атлантику. Вспомнил и председателя колхоза, и рыбаков, бухгалтера Анфису Яковлевну. Я его фамилию передала девушкам из музея «Дом рыбака».
Вот он из того поколения, которое в 60-е ходило в моря. Более того, квартиру в центре Калининграда он получал от колхоза — такие времена тогда были.
— Ещё одно совершенно новое издание «Чудеса Куршского залива» вышло буквально в мае этого года. Тоже в содружестве с «Музеем рыбака»?
— Да, девушки получили грант фонда Тимченко на издание книжки. Над ней мы работали вдвоём со специалистом, научным сотрудником лаборатории морской экологии Института океанологии им. Ширшова Марикой Герб. Она писала тексты, я делал рисунки. Это книжка про Куршский залив, про то, кто кого ест, какие есть растения, рыбы, птицы, моллюски, водоросли. Марика показывала рисунки учёным из Института океанологии, потом прислала мне их критические замечания.
Заодно я очень много параллельно читала всякой литературы. Столько всего нового узнала! Про пузырчатку например, — что это растение-хищник, которое ест фитопланктон — циклопов и дафний. У пузырчатки нет корней, и она скоплениями плавает по Куршскому заливу, и вот лоси, которые живут на Лосином острове около границы в устье Немана в Славском районе, заходят по колено в залив, едят эту пузырчатку. Она считается лосиной травой, потому что почему-то лоси именно ее обожают.
Про насекомых сколько узнала! Поняла, как американцы свои хорроры делают и триллеры — они всего-навсего увеличивают этих насекомых до невообразимых размеров. Я тоже пока рисовала их, страшно было. А потом прочитала, что у половины насекомых нет рта и пищеварительной системы. И они живут всего 2−3 дня, кусаться не могут, несмотря на свой страшный вид.
Ещё одно открытие — Гаффская болезнь, которая была названа так, как оказывается, по названию Фришес Хафф (Свежий залив по-немецки, сейчас — Калининградский залив), где она впервые была выявлена. Я рисовала четыре вида водорослей, которые выделяют цианид. Сейчас как раз в заливе цветут эти водоросли, и ни в коем случае нельзя ни купаться, ни есть рыбу, пойманную в этом заливе, потому что она тоже содержит цианид.
Выяснила, что в 1920 году немцы неожиданно заметили, что массово заболевают рыбаки в посёлках на берегу залива Фришес Хафф, смертность сильно увеличилась, и заболевших были тысячи. Врачи обследовали заболевших и определили, что есть такая болезнь, они назвали её «Гаффская болезнь», болезнь залива. Оказалось, что рыбаки ели рыбу, которая ела эти водоросли с цианидом, она влияла на печень и пищеварительную систему выводила из строя. Оказывается, в России десятки людей умирают каждый год от этой болезни, Роспотребнадзор предупреждает о её опасности. А у нас, получается, про неё и не слышали даже, хотя она здесь открыта.
— В какой технике выполнены ваши работы?
— Это линеры — а-ля фломастеры такие тонкие профессиональные. У меня все работы выполнены в этой технике, потом некоторые я ещё обрабатываю в фотошопе для печати.
— Сегодня, наверное, появились уже какие-то программы, которые помогают художнику — ведь активно развиваются нейросети, ИИ. Или всё равно индивидуальная работа — её ни с чем не спутать?
— Искусственный интеллект, нейросети — это примерно то же самое, что появление компьютера несколько десятков лет назад. Тогда тоже думали, что компьютер заменит человека. Но это только инструмент. Всё равно в начале всегда стоит человек, который пишет задания для этих нейросетей. И потом нейросети же как работают? Они обрабатывают большое количество созданных кем-то другим визуальных образов. Ничего нового они не создают, просто компиляция. А любой художник стремится к тому, чтобы выработать собственный стиль. И этот стиль никакая нейросеть не сможет сама создать, это всё равно будет компиляция из чего-то чужого.
— А когда вы начали рисовать?
— С детства раннего начала рисовать, родители это подметили. Уже в третьем классе школы я ходила в Дом пионеров на улице Комсомольской и прекрасно помню своего первого учителя, какие он натюрморты ставил из синих листьев. Потом мы уехали на Кубу, и там родители, желая развить во мне эти способности, пригласили позаниматься со мной кубинского художника, графика Антонио Канет. Он меня подготовил к поступлению в Академию Сан-Алехандро — это старейшая кубинская Национальная Академия изящных искусств, основана в 1818. Он сам её окончил.
В академию я поступила, мне было 12−13 лет, прозанималась там около года, а потом у отца закончился контракт на Кубе, и мы вернулись домой. Я еще в школе тогда училась. Принесла свои работы в Детскую художественную школу на проспекте Мира у Зоопарка, и меня сразу взяли без экзаменов в четвертый класс. Закончила её, и тут на моё счастье открылось художественное отделение при нашем музыкальном училище. Четыре года у нас преподавали калининградские художники, представители самых разных школ, и те, кто закончил Вильнюсскую академию художеств, и те, кто учился в Москве в Строгановке, и в училище, которое сейчас Барона Штиглица в Санкт-Петербурге… Надо сказать, что обучение было действительно очень разнообразное. Кстати, у нас преподавал Виктор Алексеевич Горбунов, который закончил Академию Художеств еще в Ленинграде, его одногруппником был Илья Глазунов.
— Судьба художника, особенно в таком небольшом городе, как наш, — насколько она перспективна?
— Я нашла вот себе занятие, этим занимаюсь — рисую и издаю книги.
— Это, наверное, не чисто художника работа — здесь получается какая-то синергия: художник, литератор, редактор. То есть не просто дали задание нарисовать картинку, а приходится полностью вникать во всю эту историю.
— И в этом и есть определенная сложность. Потому что если не нависает дедлайн и ты распоряжаешься сама своим временем, то случаются и периоды прокрастинации, когда сама себя ругаешь, что ничего-то не сделала за сегодня. Потому что в планах много книг, много проектов, но вот сесть, методично работать каждый день, искать материалы — это непросто.
— Я была на симпозиуме современного искусства в Новом Свете в прошлом году и впервые увидела, как работают художники. У них было задание нарисовать гору Сокол. И вот мы (журналисты) неделю ездили по местным достопримечательностям — в дом-музея Грина, Паустовского, а художники должны были каждый день рисовать. Я тогда подумала: ну как же так? Это же художник, это же вдохновение. То есть на тебя что-то должно снизойти, ты тогда и начинаешь работать, а не когда это кому-то надо…
— Да нет, это представление обычных людей. Но на самом деле это ремесло.
— У журналистов — как раз ремесло. Например, дают задание написать про автомобиль. Ищешь всю информацию об автомобиле, собираешь пул экспертов, комментариев, сверяешь факты, после чего формируешь текст, оформляешь, придумываешь заголовок и т.п. То есть это не какая-то писательская талантливая история, а обычное ежедневное ремесло. Неужели у художников так же?
— Если работает по заказу, то да, конечно. Он должен это писать, потому что он может за это заработать денег. Вообще работать по заказу художнику — это не тяжело. Вот когда есть дедлайн, когда есть задача, сказано: нарисуй нам Гофмана… А его не хочется рисовать… Вот тогда сложно, да.
— Напоследок вопрос, который категорически считается в нашей среде непрофессиональным, но я его всё же задам…
— Про творческие планы? (смеется) На самом деле у меня масса проектов, я написала даже целый список, что мне нужно сделать, и, в принципе, у меня работы, я так думаю, лет на 15 вперёд. Например, неоконченная биография Донелайтиса. Восемь страниц сделала, потом меня что-то отвлекло, и я вот, увы, дальше так и не продолжила работу. Хотя его биография, я уверена, будет интересна тем, кто посещает его мемориальный музей в Чистых прудах или ездит к камню, который стоит на месте той деревни, где он родился. Думаю, это будет интересная книжка, тем более у нас такой вообще нет.
Хочу продолжить ездить по нашим деревням и посёлкам. Мы за четыре года с друзьями объехали 122 деревни (друзья больше — около 150). Можно сказать, что Калининградскую область я видела просто во всей ее красе, и мы забирались в такие деревни, всего по 2−3 дома. Я бы вообще рекомендовала всем кандидатам в губернаторы Калининградской области сесть и объехать хотя бы 50 деревень в разных районах, чтобы посмотреть, как живут люди. Мы ведь встречали людей, которые приехали в 46-м, они еще живы, рассказывают, как они жили до этого, что было в советское время. Интересно и что было до 46-го года. Каждый посёлок — он с какой-то совершенно уникальной историей. И сейчас меня очень радует, например, мой коллега краевед Юрий Бардун, выпустивший книжку «Посёлки Роминтской пущи. Токаревка».
Знаете, я еще выяснила такую вещь, что люди, живущие, например, на востоке области, несмотря на небольшие расстояния, никогда не был на море или на заливе. Они с таким интересом слушают нас, когда мы про это рассказываем. Хорошо бы нашим властям какую-то программу придумать для пенсионеров, чтобы они могли за какую-то минимальную цену или бесплатно ездить с экскурсиями по области.
Беседовала Оксана Майтакова, фото: Юлия Власова / «Новый Калининград»
Тема в развитии
- сегодня 09:20 Комиксы про Канта, Гофман и Дом Советов: интервью с художницей Ольгой Дмитриевой
- 22 июля, 13:39 Историк Егор Яковлев: «Попытка вымарать Канта обедняет нашу культуру»
- 23 апреля, 19:15 Абсолютная внутренняя ценность: ученый — о понятии человеческого достоинства
- 23 апреля, 15:08 Профессор-кантовед Алексей Круглов: «Кант — не вещь, не трофей и не имущество»
- 22 апреля, 11:38 Губернатор Калининградской области Алиханов: «Кант для нас — наш русский трофей»
Источник: www.newkaliningrad.ru