Осенью 2016 года в Гусеве завершилось строительство храма Всех Святых, а в ноябре того же года его освятил патриарх Кирилл. За неполные десять лет храм успел стать одной из главных достопримечательностей бывшего Гумбиннена, и в ближайшие несколько лет он должен расширить свой функционал — часть помещений планируют отдать под музей. В регионе это единственный храм-памятник (при этом объектом культурного наследия он не является). Что значит этот статус, чему будет посвящен храмовый музей и какую роль в этой истории играют спонсоры, «Новый Калининград» узнал у его настоятеля отца Георгия.
Протоиерей Георгий Матвеев, который является настоятелем храма с момента его основания (до этого он был настоятелем храма Успения Пресвятой Богородицы в Гусеве), рассказал, что идея строительства принадлежит бывшему мэру Гусева и экс-губернатору региона Николаю Цуканову. Он же выступает основным его спонсором (роспись храма также проходит на средства, выделяемые Цукановым). Однако своим назначением объект обязан месту строительства. Так как в окрестностях Гумбиннена в августе 1914 года произошло первое крупное сражение русской императорской и кайзеровской армий, храм Всех Святых посвящен этому событию и вообще теме Первой мировой войны.
— Изначально он строился как храм-памятник павшим в Первой мировой войне, — говорит отец Георгий. — У нас такое название и, можно сказать, функция храма такая. Дело в том, что в России нет храма, посвящённого памяти всех павших в Первой мировой. Есть отдельные храмы, посвящённые каким-то погибшим соединениям, а большого храма нет. Такой храм в свое время, в 1916 году, хотел построить царь Николай Александрович. Государь даже устроил конкурс на проект такого храма. Понятно, что в связи с революционными событиями он не был построен.
— Где собирались построить храм?
— В Петербурге, в Царском Селе. Там находились госпитали, куда привозили раненых с фронта, и наши царственные особы, в том числе дети царя и его жена Александра Фёдоровна, там ухаживали за воинами. Те воины, которые не выживали, хоронились в определённом месте в Царском Селе. И вот на этом месте собирались построить храм.
— Когда вас заинтересовала тема Первой мировой войны?
— Меня всегда интересовал вопрос, почему произошла революция. На эту тему я прочитал с молодости огромное количество литературы. Поэтому тема Первой мировой, конечно же, не могла уйти от моего внимания. Она была как триггер. Про Первую мировую я знал еще с 17 лет, а когда стал тут настоятелем, все сошлось. И тема мне интересна, и храм этот посвящен памяти этой войны. Потом еще оказалось, что нет таких храмов больше в России. Это тоже удивительный факт. Также оказалось, что по тем именам, о которых мы говорим, именам павших героев, которых надо бы увековечить, по ним до сих пор не проводилось серьезной научной работы. Они просто хранятся в архивах. То есть имеется архив всех павших, но он еще не разобран.
Тут работы огромное количество. Когда раскрываются пласты истории, то мы узнаем удивительные факты героизма наших предков, которые все должны знать.
— Кто занимается росписью храма?
— Роспись совершает артель из Москвы под руководством священника Иоанна Коваленко (если говорим о священнике, то он Иоанн, а если говорим о человеке, то он Иван). Он член Союза художников, достаточно известная личность. За основу мы взяли стиль очень известного в своё время царского мастера (конца XVII века), Гурия Никитина. Под его руководством были расписаны знаковые соборы в Суздале, в Переславле Залесском, также он подновлял в Кремле Владимирский собор. То есть он являлся царским мастером. И он разработал такой стиль живописи, который сейчас называется купеческим — соединяет монументальность (тогда ещё не отошли от греческих традиций) и декоративность. Если вы посмотрите, допустим, на какое-нибудь облачение воина, то вы увидите очень тонкую роспись, как на шкатулках. К слову, мастера, которые занимались такой росписью, в советское время начали заниматься росписью шкатулок. В общем, этим отличается наша работа от всех остальных. Это очень тонкая работа, которую могут сделать всего две-три артели по России.
— А кто решение принимал, что именно эти мастера приедут в Гусев?
— Так как у нас храм-памятник, то все подобные объекты на Руси всегда строились в национальном стиле. Национальный стиль — это конец XVII века, то есть тот стиль, который был выработан на нашей родной земле, тот стиль, который ни с чем не спутаешь. Это то, чем мы можем гордиться, этот стиль является знаковым. Это четверик с шатровой колокольней, во внешнем оформлении использованы цветные изразцы и двести видов фигурных кирпичей. Это особенности нашего стиля.
Почему я на это обращаю внимание? Потому что, когда пришел Пётр I, являющийся поклонником западного стиля (и руководства, и архитектуры), то он, к сожалению, эту традицию развития национального стиля прервал. У него были свои соображения, он считал, что Россия — наследник Римской империи, и поэтому у нас должны быть храмы как в Риме. С этого момента они стали похожи на театры, что я, например, не могу приветствовать. Но когда пришел Николай II в 1896 году, то он начал строить храмы в национальном стиле. С этого момента мы начали развивать свою собственную традицию и ушли от западной. Дело в том, что мы были вторичны в этом отношении.
Я, например, поэтому не очень люблю Петербург. Когда ты кому-то подражаешь, ты всегда будешь вторичен и неинтересен. Нужно, чтобы было что-то свое, родное, оригинальное, то, что тебя отличает вообще от всех остальных народов, стран и так далее. И вот тема Первой мировой войны для нашего региона как раз является такой уникальной темой. И поэтому было принято решение построить храм именно в память павших в Первой мировой. Благодаря этой теме мы можем говорить сейчас о дореволюционной Руси, которая была очень богатым и замечательным государством. Ну, это моё личное мнение, конечно же, что никакая там революция не нужна была. И для того, чтобы об этом говорить, мы изначально задумывали, что в цокольном этаже храма у нас будет музей.
Выставка «Память жива», посвящённая 110-летию начала войны, в музее города Гусева. Фото: Иван Марков / Новый Калининград
— Музей расположится в подвальном помещении, где сейчас смонтирована временная экспозиция?
— Да. Мы написали несколько грантов, но, к сожалению, нам не удалось получить средства на создание музея. Сейчас мы напрямую обратились уже в министерство культуры и надеемся с их помощью эту идею реализовать. Та экспозиция, которая сейчас смонтирована, временная. Зато экспозиционное пространство мы раскрыли, показали возможности.
Скорее всего, эта временная экспозиция у нас останется надолго. Мы сейчас уже проводим экскурсии, и в тело экскурсии мы будем вставлять временную экспозицию. Врио губернатора у нас был уже второй раз. Первый раз он посетил колокольню, посмотрел внутреннее убранство и сказал, что воспитание детей на основе патриотизма и истории Первой мировой войны — это замечательно, и надо это направление развивать. Когда мы сказали, что есть идея разместить мемориальные доски, он эту идею одобрил. Собственно, благодаря ему эти доски здесь и появились. Но это начало работы. Когда у нас создавался храм, в проекте этих досок было гораздо больше. Вдоль одной из стен их помещается еще где-то шесть, и там мы хотим уже поместить имена героев.
— Это будут какие-то избранные имена?
— Сейчас идет размышление о концепции. Может быть, мы будем писать, как в Морском соборе Кронштадта, то, чем прославился человек. Например, он запрыгнул в окоп, захватил в плен трех человек или привел пленных, которые дали ценные показания. Такая может быть концепция. Может быть, это будут просто имена. Пока мы еще этого не знаем. То есть это начало работы, и она обязательно будет завершена.
Если мы хотим заниматься патриотическим воспитанием, то наши дети должны знать конкретные имена конкретных людей, которые совершили конкретные подвиги. Это не где-то там, когда-то что-то, а конкретный человек. Плюс можно провести работу и найти дальних родственников этих людей.
— Я правильно понимаю, что на досках изначально собирались указать имена и фамилии царских офицеров, ставших Георгиевскими кавалерами во время Гумбинненского сражения?
— Нам, конечно, ближе Гумбинненское сражение. Но почему бы и не взять имена героев из других сражений, которые произошли в соседних районах? В том числе участников Каушенского и Шталлупёненского сражений, исключая одиозных личностей.
— Кого, например?
— Надо изучить жизнь этого человека после революции. Потому что, возможно, он стал партийным деятелем, который, допустим, расстрелял деревню ни в чем не повинных людей. А такие случаи бывали, поэтому каждого человека нужно проверить.
— Насколько нам известно, в первоначальном списке офицеров, память которых планировалось увековечить, были Скоропадский и Врангель (генерал-майор Павел Скоропадский после революции 1917 года стал украинским гетманом, а барон Пётр Врангель после 1917 года был одним из главных руководителей Белого движения — прим. «Нового Калининграда»).
— Ну да, Скоропадского нельзя было помещать, потому что он предатель Родины. На днях такая информация прошла, что в каком-то городе открывали доску Колчаку, и прямо у этой самой доски подрались сторонники красных и белых. Поэтому это очень тонкая тема, и надо к ней относиться очень аккуратно. Упоминание Врангеля — тоже тонкая вещь, поэтому, скорее всего, мы возьмём только тех, кто отдал свою жизнь. Вот и всё. Тогда никаких вопросов ни у кого не будет.
— На колокольне храма я увидел стенды со старыми газетами 1914 года. Вы еще и коллекционер?
— Нет, не совсем так. Но те газеты, которые вы видели в пространстве колокольни — это временная выставка из моего небольшого собрания. Кстати, пространство колокольни мы тоже изначально планировали как музейное пространство. Сейчас там находятся плакатики и репродукции, то есть временная выставка. Мы постоянно пишем гранты о том, чтобы там было очень хорошее современное музейное пространство.
Так как я интересуюсь историей Первой мировой войны, я посетил немалое количество музеев, посвященных этой теме. Я видел, каким образом наиболее эффективно использовать это пространство. Колокольня наша изначально проектировалась как музейное пространство. Чтобы по лестнице было легко идти, там оборудованы площадки с экспозицией. По пути тебе также могут читать лекцию. Сейчас у нас так и происходит. Приезжают школьники, студенты, паломники, и мы всех проводим по этой колокольне и рассказываем. То есть колокольня — это начало музея.
— Вас по этой теме консультировал кто-то? Это же музейное дело все-таки, которым должны профессионалы заниматься.
— На самом деле из музейного дела у нас там ничего нет, только общая информация. Но сейчас мы напрямую связались уже с нашим Историко-художественным музеем, с Якимовым Сергеем Александровичем (замдиректора музея — прим. «Нового Калининграда»). Нам обещана полная поддержка в этом смысле. И мы написали даже один грант на три этажа, но, к сожалению, пока не вышло получить средства от Президентского фонда. Но мы будем дальше писать заявки. И рано или поздно обязательно эту идею реализуем.
Это будет музей, но не как склад вещей, а как интерактивное пространство, куда человек попадает, мы с ним производим некую работу, и он выходит совершенно другим. С ним должен произойти катарсис. Так как сейчас люди тесно связаны с электронными средствами, то просто плакаты, я считаю, не очень работают. Людям лень читать, надо что-то совершенно другое придумывать и предлагать. Как раз такую выставку мы хотим попробовать сделать в пространстве колокольни.
А газеты, которые вы видели, мне попались на «Авито». Какая-то библиотека, которая закрылась в Рыбинске Ярославской области, продавала за 300 рублей газеты времен Первой мировой войны. Поэтому там, например, можно увидеть газету «Рыбинский вестник». Там же был манифест царя Николая о начале войны, то есть эта газета день в день вышла. Я тоже не мог не поделиться этим, не мог не поместить её. Что это она у меня будет лежать? Тут нет ничего такого криминального. На самом деле музейщик бы мне запретил это всё экспонировать в таком виде. Там и условия не те, и украсть или унести могут.
— В вашем храме кроме росписи есть еще и старинные иконы. Есть ли среди них иконы на тему Первой мировой?
— У нас есть две Августовские иконы Божией Матери. В августе 1914 года, когда наши русские войска вошли в Восточную Пруссию, одно соединение заблудилось в августовских густых лесах (речь о событиях перед битвой под городом Августовом Сувалкской губернии — прим. «Нового Калининграда»), и в 11 часов вечера прояснилось небо, звёзды очень ярко загорелись, на фоне звёзд появился сверкающий крест, на фоне креста появилась Пресвятая Богородица с младенцем, которая рукой указала в сторону, куда это соединение может безопасно выйти. Видение продолжалось в течение 40 минут, потом Пресвятая Богородица поблекла, и небо опять стало черным. Эти воины упали на колени, лицезрея это чудо, а когда подняли глаза, уже ничего не было. Синод в 1914 году организовал специальную комиссию для проверки достоверности этого явления. Были опрошены свидетели, и через некоторое время эта комиссия написала царю и в Синод о том, что явление является достоверным. И по этому явлению тогда начали выпускать изображения с молитвой. И вот по этим неким изображениям начали русские женщины заказывать художникам иконы. А внизу они, как правило, писали имена тех, о ком хотят, чтобы помолились. На наших иконах имен нет, но есть надпись «Явление Богоматери русскому отряду перед поражением германцев в августовских лесах». С этим явлением также связывают победу в предстоящем бою, но это уже как бы не так важно. Позднее эту икону запрещали.
— Почему запрещали?
— Дело в том, что это последняя имперская воинская икона. А коммунисты считали Первую мировую кровавой бойней. На иконе что происходит? Пресвятая Богородица благословляет русских воинов, то есть это противоположность кровавой войне. Если Бог, Пресвятая Богородица, благословляет воинов, значит их кровь пролита не напрасно, значит Первая мировая война для чего-то нужна была. Мы на самом деле понимаем, для чего она была нужна. А коммунисты всячески хотели избавиться от памяти про Первую мировую, а тем более от того факта, что сама Богородица благословляет русских воинов. Поэтому если находили эту икону, ее тут же уничтожали.
Августовских икон Божией матери осталось очень мало. Их всего 15 или 17 сейчас. Я всегда мечтал, чтобы в нашем храме была настоящая Августовская икона. Теперь у нас их сразу две. Более того, у нас есть настоящая Августовская икона из Херсона, написанная в 1914 году. В Херсоне был храм, где была помещена эта икона. Храм этот большевики разрушили, икону спрятала бабушка, которая передала ее своему внуку в Крыму. Долгое время, около 15 лет, икона лежала у него в гараже. Внизу она была подмочена и испорчена. Благодаря Николаю Николаевичу [Цуканову], который выделил средства, мы у этого внука икону выкупили. Перед этим я, конечно, туда посылал специалистов, которые подтвердили, что это действительно предмет 100-летней давности. После двух лет реставрации она в таком сейчас состоянии.
Беседовал Иван Марков, фото: Иван Марков, Юлия Власова / Новый Калининград, Георгий Матвеев
Источник: www.newkaliningrad.ru